В одном из предыдущих текстов я анализировал причины польского прорыва – превращения Польши из бедного и слабого государства в одного из сильнейших игроков в регионе. Так уж получилось, что европейские ресурсы никогда не помешают, попав в умелые руки. И сегодня по той же кальке мы рассмотрим, как Чехия очутилась на своем нынешнем месте. Ведь богатые тоже плачут.
Помните, как обстояли дела у Польши, стоящей на пороге Евросоюза? 20% безработицы, чахлый экономический рост. Страна буквально уперлась в потолок. Конечно же, сравнивать Чехию я предлагаю именно с вот такими раскладами: ведь страна пивоваров и довольно сложного языка готовилась к вступлению в ЕС чуточку… иначе. Более скептично, что ли.
Начать следует с того, что для Праги вопрос тоже стоял ребром. Но не с точки зрения безработицы, а больше по части нежелания терять собственную мощь. Ведь промышленность досталась в наследство просто в отменном виде, рабочих мест явно хватало на перспективу, экономика перестрахована производством.
Вот есть у вас машиностроение (привет немцам). Налажена металлообработка, в полном порядке электротехническая и химическая промышленность. Текстиль и швейная промышленность присутствуют. Всего одна проблема – девать продукцию некуда. Ведь политика не пощадила восточную Европу. Годами сидя по уши в Варшавском договоре, Чехия имела надежные рынки сбыта, обусловленные политическим раскладом на востоке Европы.
Со своими плюсами и минусами, но все же на хлеб с машинным маслом хватало. Но кончился СССР – не стало и привычного рынка. Одни государства так и не смирились с фактом падения Советского союза. Другие принялись строить капитализм в том виде, который представляли себе красные директоры. Ориентироваться на большую часть стран-осколков некогда доминирующей в регионе державы – ошибка, ведущая лишь к падению до их уровня.
Возможно, это звучит грубо, но раздельная жизнь Чехии и Словакии уходит корнями именно в эту плоскость. Первые обладали перевесом буквально в каждой экономической дисциплине. Производство? Чехия. Социальное развитие? Чехия. Перспективы? Сложив первые два ингредиента, вы сами ответите на этот вопрос. В общем, потеряв гири, ранее привязанные к ногам, чехи пошли решать свои проблемы. Правда, для адаптации к новой (для них) реальности потребовались годы.
Так обычно и бывает, размышления Праги по поводу следующих шагов вполне логичны. Но время – деньги. Так что помочь с видением будущего местным жителям помогла стагнация экономики. В 1997 году Чехия погрузилась в не самое лучшее состояние в своей истории. Создать на ходу рынок и вращать полученным капиталом не получилось – привет, советское влияние в прошлом. Дальше на благодатную почву проблемы очередью посыпались проблемы.
Государственные предприятия не успевали перейти на новую экономическую модель. Неопределенность реформ, поначалу приносивших плоды, ударила по платежному балансу: еще недавно сытая Чехия вдруг немного похудела, получив дефицит ПБ на уровне 8% ВВП. Это, считайте, минимальный оборонный бюджет для некоторых стран. А здесь – нехватка средств для операций.
Чтобы народ не переживал, глядя в газету, власть решила хотя бы смягчить удар. Что падает первым в условиях кризиса? Правильно, курс национальной валюты. Так Прага устремилась в некую адаптацию популизма, сдерживая проседание кроны практически любой ценой. Правда, такие инструменты все же не работают. Потому затраты на валютный коридор скушали еще 3 миллиарда долларов, а ситуация осталась на том же месте.
В последней проблеме проявилась и чешская особенность – высокие зарплаты. Пока в стране шумел кризис, выплаты рабочим лишь увеличивались. И ладно, если бы в рамках допустимой нормы! В результате центробанк выбрасывал миллиарды денег, чтобы удержать собственную валюту от приземления головой в клумбу, пока само государство лопало свои же резервы, выбрасывая их на неадекватно высокие социальные стандарты. Вообще хорошо. Просто не вовремя.
От такой пощечины Чехия отходила долго: уложиться в три года ей помог лишь потенциал, который и так никуда не девался. Пришла эпоха затянутых поясов и прагматичной жадности. Зато уже в 2000 году ВВП наконец-то показал заметный рост. Для начала – на 2,9%. Что важно, за это время власть успела поработать над имплементацией если не всех, то хотя бы основных европейских требований к своей экономике.
Например, урезание государственных расходов. Здесь влияние Евросоюза прослеживается в порядке, который установлен в порядке идеологии. Вот слайд из прошлого, где твоя страна выбрасывает миллиарды долларов в никуда – взамен не получая ничего, кроме еще одного дня без валютного обвала на рынке. А здесь государство уже никуда не лезет, сосредоточившись на привлечении инвестиций и сотрудничеству с пришедшими партнерами. Разница заметна без микроскопа.
Все это можно объяснить в сокращенном виде. Имея богатую промышленность и статус одной из богатейших стран в регионе, Чехия уперлась в тот же потолок, что и другие восточноевропейские государства. Есть производственная линия, которой позавидуют многие страны. Некуда девать собственную продукцию. Да и прежние устои, культивируемые во время СССР, понемногу начинают мешать.
Где же решить эти проблемы, кроме как во всеобщей экономической зоне? Нигде. Особенно с учетом того, что Европа помогла оздоровить экономику, многократно подбитую неудачными попытками стабилизации. Так высшие эшелоны власти потихоньку поехали в сторону Брюсселя, приближая страну к щедрым партнерам, стоящим буквально на границе.
Но все эти вопросы оставались на уровне правительства. Простым людям куда интереснее было защититься от возможных посягательств с востока. Ведь когда Москва теряет влияние, вопрос лишь в одном – когда она придет его восстанавливать в прежнем виде. Соответственно, западный путь Чехии больше тяготел к военному сотрудничеству. Потому среди граждан партнерство с НАТО и Евросоюзом воспринималось чуточку по-разному.
Если присоединение к инициативе НАТО чехи встретили довольно неплохо (около 50%), то европейские перспективы как политического и экономического игрока – куда хуже. За два года до вступления в Евросоюз этот шаг поддерживали 45%, зато 20% выступали резко против. К счастью для сторонников объединения, наблюдалось огромное количество неопределившихся.
А раз не было единых мотивов – нечего и явку человеческую ожидать. Объявив единственный в своей истории референдум, Чехия дождалась чуть больше половины граждан. С учетом того, что жители без четкой позиции и сформировали толпу не явившихся, оптимисты разгромно победили скептиков. Набрали больше 77%, не оставив камня на камне от ожидаемых показателей.
Однако военный альянс вызывал куда больше симпатий, причем даже после некоторого конфетно-букетного периода: через несколько лет после начала партнерства поддержка НАТО среди населения лишь выросла, составив космические 70%. Очень недурно для страны, некогда растоптанной советскими танками. И вполне заметно, что какие-никакие выводы все же были сделаны.
Я не просто так упоминал осторожность, которую было сложно найти у тех же поляков. Стагнация стагнацией, но все же приданое у Праги было куда аппетитнее. Потому «невеста» выжимала из грядущего союза максимум, и страховалась даже в случае успеха. Например, уже вступив в ЕС, Прага все же сохранила национальную валюту – и, как показала практика, здесь никто не прогадал.
Вместо устаревших исторических данных, утративших актуальность еще до моего рождения, лучше смотреть на нынешнее положение Чехии. Вторая в антирейтинге бедности среди членов ЕС. Один из наиболее низких показателей безработицы в настолько мощной компании государств. При этом промышленность, способная прокормить пару-тройку менее развитых государств, отошла на второй план.
Пока заводы-фабрики составляют лишь 37% экономической крутости, доминирует рынок услуг (60%). Здесь у нас, прежде всего, торговля и туризм. Атрибуты обычного государства, удачно разрядившегося политическим шансом и собственной инфраструктурой. Транспорт – тоже понятно, поскольку европейские требования помогли восполнить пробелы буквально в каждой отрасли.
Менее популярными вехами успешной истории останутся почта и телевизионные коммуникации. Упомяну их, чтобы вы не сводили причины прорыва к типичной линии производства и рабочего класса. Что вы, страна просидели на своей промышленности слишком долго – и, добившись неких подвижек со стороны ЕС, успешно сосредоточила внимание на не менее прибыльных вещах.
Знаете, критики европейских инициатив часто акцентируют внимание на недостатках открытого пространства между странами. Мол, никакого контроля. Мигранты, все плохо, только закрытая пограничная зона спасет великих консерваторов от собственных фантазий. Так давайте же посмотрим, что получилось бы у Чехии без открытых отношений с соседями по континенту (ладно, не всеми).
Туризм, торговля не из-под жуткой пошлины, шанс наладить поток продукции для вполне стабильных рынков. Образование, которое не только стало одним из наиболее качественных – но и открывшее двери местных университетов для толп иностранных студентов. Все это не только деньги, но и престиж. А в случае с образовательными процессами, элемент той самой soft power.
Проблем, конечно, хватает – просто неудобно их сравнивать. Например, во время пандемии коронавируса паниковать чехов заставлял излишний вес, пока другие страны парились с поиском или производством вакцины. Чувствуется разница, правда? Все работает как часики, а из недостатков можно вспомнить разве что пару политических нюансов и побочные эффекты той самой стабильности.
Локдаун ввели не вовремя? Справедливо. Как и в ряде других стран, так что уникальных проколов здесь не найти. В общем, что Праге плохо, многим странам даже не снилось – но уже в хорошем смысле.
Резюмировать мне хочется тем же примером, что и в начале статьи. Польша, не имея чешской промышленности, пережила суровые реформы и научилась жить по средствам. Когда потолок казался недостижимым, страна не бежала впереди паровоза. Однако со временем, уже осознав, что потолок поджимает, Варшава решилась войти в европейское единство. По сути, без гроша за душой.
Общее пространство без границ позволило рабочей силе мигрировать в другие страны. Ничего плохого здесь нет – внутренний рынок труда не позволял трудоустроить всех желающих и способных граждан. Так появились крупные общины поляков за рубежом, поддержавших родину и мозолями, и парой-тройкой злотых в виде международного перевода.
Чехи никуда выезжать не собирались, поскольку подобные проблемы им вообще незнакомы. Но там, где отсутствовала необходимость пристроить голодные рты, возникла нехватка рыночных мощностей. СССР рухнул. Постсоветские страны в плане бюджета остались далеко позади, а потому полноценными партнерами стать все же не могли. К тому же, реформы отнесли Прагу слишком далеко от менее везучих соседей.
Если поляки шли в Европу ради решения собственных проблем, чехи топали в том же направлении ради контакта с покупателями. Что было не настолько нужным – просто отпало, как сельское хозяйство. Никто не катал истерику из-за утраты урожая свежих помидорчиков, ведь в то же время страна продавала за границу автомобили и другие поделки собственного производства. А когда пришло время, на второй план ушли и заводы с фабриками. Постсоветские жители паниковали бы. Но здесь все в порядке.
Проблемы бывают разные, а решение – одно и то же. История это наглядно показала.
Такова суть Евросоюза, нещадно критикуемого со всех сторон – и, тем не менее, живучего до невозможности. Когда на континенте мирно сосуществуют страны, вовсе не похожие друг на друга политически, экономически и социально – важно понимать, что общие мотивы все же есть. Евросоюз как явление сформировался не просто так. Ведь кнутом он почти не щелкает (разве что вечно-временный статус Турции, стоящей на пороге), предпочитая обходиться пряником в большинстве случаев. И это работает.
Макс Гадюкин специально для MNews World